Бирон, истребитель бумаги

Иоганн-Эрнст Бирон был всесильным регентом и правителем России при императрице Анне. Его не любили за самодурство и еще за нерусскость. Как он возвысился? – Благодаря странной и неестественной страсти, - отвечает в своих «Записных книжках» Петр Вяземский.

Жуковский отдает долг русской литературе

Русские писатели 19-го века прекрасно понимали, что такое реструктуризация долга. Они вообще отлично разбирались в долгах – потому что делали их постоянно. Даже наставник императорского наследника, поэт Жуковский, - и тот бывал должен сильным мира сего. Но обо всем по порядку.

Men of letters

Почитаем о текстах, которые непросто даются и обычному человеку, и знаменитому писателю. Речь о письмах.

Вот Марк Твен пытается оправдаться: «Дорогая матушка! Совесть терзает меня, когда я не пишу вам, но уже не мучит, когда я не пишу другим. Почти все время я чувствую себя загнанным, затравленным. Нет отбою от незнакомых доброжелателей, засыпающих меня любезными письмами – а я вынужден отвечать самым невежливым молчанием, иначе пришлось бы уйму времени тратить на переписку. Из-за всего этого я не могу написать книгу, сидя дома. А это лишает меня заработка» - заканчивает Марк Твен.

Экипаж в 6 лошадиных сил

Можно удивляться, почему россияне так любят самые дорогие машины, почему за лимузинами очередь в московских салонах – а можно и не удивляться. Ничем мы не отличаемся от наших предков 19-го века.

Некоторые, вероятно, думают, что сносить исторические здания стало модно только в последнее время. Ничего подобного! Эти ветхие строения, поросшие плесенью, мозолили глаза и нашим предкам.

Здесь был Гоголь

«А на заборе кто написал? Пушкин что ли?» Если вы услышите такое, можете смело отвечать: Пушкин – не Пушкин, а вот Гоголь – может быть.

Неуправляемые воздухоплаватели

Почитаем сегодня про пионеров воздухоплавания. Удивительно, но современники относились к ним не то что без симпатии, а даже с какой-то враждебностью. 200 лет назад ветреный литератор Степан Жихарев писал в своем дневнике: «Говорят, что какой-то Ламберт нашел средство управлять воздушным шаром и обещает произвести опыт в Париже. Он намерен отправиться из Тиволи, спуститься на купол инвалидной церкви и потом отправиться в Версаль и проч. П.И.Страхов уверяет, что это не что иное как шарлатанство и состояться не может; но Андрей Чеботарев, великий физик, химик и алхимик, который ни в чем не сомневается и почитает все возможным, утверждает, что он сам добирается уже до этой тайны. Желаю успеха!»

Великим вождям близки простые чувства. Бывает, что родственники из Саратова пришлют вам посылку с вареньем – а бывает, что и один великий вождь пришлет другому что-нибудь тоже полезное.

«Дорогому нашему отцу, другу и учителю (это Ким Ир Сен из Северной Кореи пишет, 1952 год). Глубокоуважаемый товарищ Иосиф Виссарионович. В этом году корейский народ, ведущий третий год освободительную войну против американских захватчиков, несмотря на беспрестаные бомбардировки мирных городов и сел Кореи, добился значительных успехов в области сельского хозяйства и вырастил богатый урожай, по своим размерам равный высокому урожаю мирного времени.»

Плохие мостовые, гастарбайтеры и поддельные товары

Вот люди жалуются на состояние дорог. «Плохие у нас дороги,» – говорят. А в старину решали дело так: не нравится дорога – строй сам. «Мощение улиц камнем, - сообщает Пыляев в книге «Старый Петербург», - было начато в 1716 году. В этом году вышло предписание, чтобы всякий домовладелец перед своим домом мостил улицу в сажень. Через год ширина улиц была увеличена на два аршина.»

Роман в письмах

"Я вспоминала, на сколько недостатков указывает мне Ваше предыдущее письмо, и нашла, что я жестокая, несправедливая, безжалостная и недобрая. Господи! Чем же все это исправить? Тут работы на целый век, и боюсь, что пока я стану хорошей, я совсем состарюсь, и никого, кроме меня, и волновать-то не будет, хороша я или нет."

Блестящее начало - кажется невероятным, чтобы это письмо было написано в 17-м веке - но это так:

Письмо Баха о помощи читают в Москве

«Лейпциг, осень 1730 года. Высокородный господин! Вы благосклонно просили меня сообщать о превратностях моей судьбы, что я почтительнейше и делаю. Богу угодно было, чтобы я стал здесь директором музыки и кантором в школе Фомы. Служба далеко не столь ценна, многие доходы отпали, жизнь здесь очень дорога. Если бы Вы нашли подходящую должность для Вашего верного слуги, я бы не стал манкировать и не обманул бы Вашего благосклонного доверия.»
Это одно из немногих дошедших до нас писем гениального композитора Иоганна Себастьяна Баха.

Шпион - находка для игрока

Почитаем сегодня письмо о шпионской истории времен Наполеона. Некий Стюартон был близок ко двору императора и отправлял врагам Наполеона – англичанам – сведения о том, как обстоят дела в Париже.

200 лет назад он писал: «Среди женщин-агентов Талейрана, посланных обхаживать российского императора Павла первого, была мадам Боной. Когда несчастного императора не стало, французские интриганы уехали, чтобы переждать в Пруссии. В мае 1801-го года генерал Дюрок по пути в Санкт-Петербург остановился в Кенигсберге, и эта дама, по приказанию Наполеона, предоставила ему список важных персон, которые могли быть полезны Франции.»

Бесславный конец дуэлянтов

Сегодня почитаем про дуэли – зверский обычай джентльменов. «Во Франции при Людовике 13-м, - пишет Исаак Дизраэли, - люди, встречаясь утром на улицах, первым делом спрашивали: «Кто дрался вчера?» – а после обеда: «Кто дрался утром?» – настолько часто это происходило. Был тогда некий Бутвилль, и ему не надо было поводов к драке. Если при нем кто-то в дружеской беседе упоминал, что такой-то и такой-то – храбрец, он немедля оборачивался к говорящему со словами: «Сир, я слышал, что вы – храбрец, давайте скрестим шпаги!»

В доме у этого Бутвилля встречались секунданты со всего Парижа; секунданты тоже дрались между собой – это была какая-то биржа убийств.

Энергетический кризис в России

В 1839-м году казалось невозможным, что Россия станет энергетической сверхдержавой. Топливо тогда было совершенно другим. Талантливый клеветник России маркиз де Кюстин писал:
«Топливо становится редкостью в России. Дрова в Петербурге стоят не дешевле, чем в Париже. Видя, с какой быстротой исчезают леса, поневоле задаешь себе тревожный вопрос: чем будут согреваться будущие поколения? Прошу извинения за шутку, но мне часто думается, что народы, пользующиеся благами теплого климата, поступили бы очень мудро, снабдив русских достаточным количеством топлива. Тогда эти северные римляне не глядели бы на солнце с таким вожделением.»

Отличная идея: поставлять топливо из Европы в Россию.

Почитаем, как болели и как лечили в пушкинскую эпоху.

200 лет некоторые болезни традиционно были закреплены за разными сословиями. Бедняки, которые плохо питались и жили часто в антисанитарных условиях – страдали от цинги. Богатые – по причине обильного питания и отсутствия физической нагрузки – мучились геморроем. Болезнью богатых в начале 19 века считался апоплексический удар – то есть инсульт. Этот диагноз считался смертельным.

Бедный Демьян

Пролетарский поэт Демьян Бедный любил писать Сталину. Он писал ему по разным поводам, так что Сталин, наверное, и не удивлялся.

Сентябрь 32-го года. «Дорогой Иосиф Виссарионович! Моя личная жизнь, загаженная эгоистичным, жадным, злым, лживым, коварным и мстительным мещанством, была гнусна.» Интересное начало, - подумал, наверное, Сталин.

Оправдание Раскольникова

Люди любят жить в долг. Наши современники берут кредит в банке, а современники Пушкина (да и сам Пушкин) – занимали у частных лиц. Платить, естественно, было нечем – почитаем, какие примеры расплаты с кредиторами дают нам наши предшественники.

Вигель, приятель Пушкина, пишет про своего знакомого Старынкевича, который поселился в Париже: «Ум и ласковое обхождение всегда привлекают французов, и Старынкевича полюбили они, хотя и почитали тайным агентом России. В Париже долги делать легко, а отделываться от них трудно. Чем же он жил?

Обаяние великих

Почитаем, что писатели пишут о популярности – своей и в особенности чужой. Вот Юрий Олеша – рассказывает о Маяковском: «Его слава была легендарной. Как у Есенина, Шаляпина и у Максима Горького. Горький пресекал эту славу – «что я, балерина?» Кстати, и Маяковский никогда не кривлялся, не позировал. Но появление его фигуры было сенсационным, вызывало жгучий интерес, как будто раскрывался занавес в каком-то удивительном театре. Общение с ним чрезвычайно льстило самолюбию. Когда он появлялся, все шептались, переглядывались, и, как всегда перед началом зрелища, откидывались к спинкам стульев».