Здесь был Гоголь

«А на заборе кто написал? Пушкин что ли?» Если вы услышите такое, можете смело отвечать: Пушкин – не Пушкин, а вот Гоголь – может быть.


Николай Васильевич был большой любитель что-нибудь написать, где не положено. И совершенно этого не стеснялся. Из письма Гоголя Прокоповичу, сентябрь 1836 года, Женева: «Сегодня поутру посетил я старика Вольтера: был в Фернее. Старик хорошо жил. Дом в два этажа из серенького камня. Мне так и представлялось, что вот-вот отворяется дверь и войдет старик в знакомом парике, с отстегнутым бантом и спросит: «Что вам угодно?» Сад очень хорош и велик. Я вздохнул и нацарапал русскими буквами мое имя, сам не отдавши себе отчета, для чего.»

Проходит месяц, и вот уже в письме Данилевскому Гоголь сообщает: «Более месяца с лишком прожил я в Женеве. Если ты когда-нибудь будешь в сем городе, то увидишь на памятнике Руссо начертанное русскими буквами к тебе послание. Я никого почти не нашел там русских, но этот городок мне понравился.»

Гоголь, как мы видим, отмечался у великих – Вольтер, Руссо. Интересно, что он писал за границей русскими буквами (хотя русских вокруг почти не было) – наши теперешние соотечественники поступают точно так же.

«Города швейцарские мало для меня были занимательны, - жалуется Гоголь. – Ни Базель, ни Берн, ни Лозанна не поразили.» Впрочем, иногда находились достойные развлечения. «Сначала мне было в Веве несколько скучно, потом я привык, - пишет великий русский писатель. – На прогулках колотил палкою бегавших по сторонам ящериц, нацарапал даже свое имя русскими буквами в Шильонском подземелье. Не посмел подписать его под двумя славными именами творца и переводчика «Шильонского узника» (Байрона и Жуковского), впрочем, не было даже и места. Под ними расписался какой-то Бурнашев*. Внизу последней колонны, которая в тени, когда-нибудь русский путешественник разберет мое птичье имя, если не сядет на него какой-нибудь англичанин.»

Судя по тому, что пишет Гоголь, стены подземелья уже тогда, в 1836-м году, были сплошь исписаны туристами. «Таскался по горам и возвращаюсь уже назад, - читаем письмо Гоголя к матери, уже предвкушая, чем это закончилось. – Четыре дня нужно, чтобы взойти на верхушку Монблана… Перед вами снега, над вами снега, вокруг вас снега, внизу земли нет: вы видите внизу, вместо нее, в несколько рядов облака…» Да, на такой поверхности, конечно, ничего не напишешь. Не оставил Гоголь своих автографов на Монблане. Или просто матери не хотел рассказывать о них.

Интересно, что он писал на камнях? «Здесь был Гоголь»? Кроме него, этих автографов, похоже, никто не замечал.
------------------
* (Брокгауз и Ефрон): Бурнашев, 1) Степан Данилович, писатель; в 1780-х гг. полковником состоял при грузинск. царе Ираклии Теймуразовиче. Соч.: "Картина Грузии" (1793) и "Описание областей адербиджанских" (1794), умер сенатором.-2) Владимир Петрович, литератор кружка Булгарина, 1809-88. Писал по сельскому хозяйству; "Воспоминания" в "Русск. Вестн." 1870-х гг.