Экипаж в 6 лошадиных сил

Можно удивляться, почему россияне так любят самые дорогие машины, почему за лимузинами очередь в московских салонах – а можно и не удивляться. Ничем мы не отличаемся от наших предков 19-го века.


«Публичных экипажей или омнибусов не было ни одного, - пишет о Петербурге современник Пушкина Осип Пржецлавский - наёмные кареты были до крайности неисправные и грязные. Зато высший и средний классы щеголяли экипажами и лошадьми. Только доктора, купцы и мелкая буржуазия ездили на паре. Всё, что было аристократия или претендовало на аристократию, ездило в колясках и каретах четвернёю, цугом, с форейтором.»

Уже тогда по людям судили по тому, на чём они ездили. «Можно было, конечно, ходить пешком и прийти в знакомый дом, - читаем в «Записках» фон Брадке, - но тогда в передней прислуга не подымалась с места, и вы сами должны были снимать с себя верхнее платье.» То есть уже в те времена судить о качестве экипажа брались даже слуги – хотя тогда, конечно, они не могли покупать глянцевые журналы с описанием последних новинок.

Но, конечно, коляски 19-го века не сравнить с нынешними – те были гораздо красивее. Генералы Наполеона не соглашались сжигать свои парижские кареты во время похода на Москву, хотя того требовал сам император (они поджигали их у него на глазах, а потом гасили втихаря).

Огонь, от которого так пострадала Москва в 1812 году, вообще для настоящего джентльмена не был преградой. Князь Куракин, русский посол в Париже, например, угодил в пожар во время бракосочетания Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой.

«Сохраняя как святыню, всю строгость придворного этикета, он простирал свою вежливость и рыцарское чувство к дамам до того, что оставался почти последним в огромной, объятой пламенем зале, выпроваживая особ прекрасного пола. Следствием такой утонченной учтивости было то, что Куракина сбили с ног, повалили на пол, через него и по нём ходили и едва могли спасти», - пишет историк Шумигорский. Залитый золотом мундир Куракина так раскалился, что пожарные не могли притронуться к нему – князя еле спасли; к тому же в общей суматохе у него пропали бриллианты на 70 тысяч франков.

За учтивость на пожаре вспоминали также другого князя – Одоевского. «Бал у князя, - вспоминает поэтесса Павлова, - шел своим порядком. И когда наступило время ужина, князь повел своих гостей в столовую, выражая им свое сожаление, что принужден усадить их довольно тесно, потому что большая зала, где стол был накрыт, случайно загорелась часа два тому назад, и что от неё остались одни голые стены. Тут только гости узнали, что они беззаботно танцевали и забавлялись в дому, где в немногих шагах от них распространялся пожар.»

В начале 19-го века аристократов такого калибра было немного – о них говорили как о последних представителях своего времени.