Энергетический кризис в России

В 1839-м году казалось невозможным, что Россия станет энергетической сверхдержавой. Топливо тогда было совершенно другим. Талантливый клеветник России маркиз де Кюстин писал:
«Топливо становится редкостью в России. Дрова в Петербурге стоят не дешевле, чем в Париже. Видя, с какой быстротой исчезают леса, поневоле задаешь себе тревожный вопрос: чем будут согреваться будущие поколения? Прошу извинения за шутку, но мне часто думается, что народы, пользующиеся благами теплого климата, поступили бы очень мудро, снабдив русских достаточным количеством топлива. Тогда эти северные римляне не глядели бы на солнце с таким вожделением.»

Отличная идея: поставлять топливо из Европы в Россию.
Маркиз попал в Петербург как раз когда город готовился к отопительному сезону. «Сейчас здесь стоит тропическая жара, и тем не менее жители уже запасаются топливом на зиму, - пишет Кюстин. – Баржи, груженные березовыми дровами – единственным видом топлива в стране, где дуб считается роскошью, заполняют широкие каналы.»

Посмеиваясь над петербуржцами, маркиз, однако, не хотел испытать того, что пережила наполеоновская армия в 1812 году, и запланировал свое путешествие так, чтобы вернуться во Францию до наступления холодов. Но вернемся к дровам. За ценами на них народ наблюдал даже внимательнее, чем сейчас – за ценами на бензин.

Московская домовладелица Нагаева в письме 1834-го года жалуется: «Верочка, как быть? Мы думаем непременно Каргашово же купить, если справимся и уладим с этим барином, а то невозможно нам жить в Москве. В неделю одних дров выходит на 35 рублей, так проживемся, что и дом продам. Мы бы тотчас и уехали, а дом весь отдали внаймы, три тысячи за все дадут.» Три тысячи! Пушкин в 1836-м платил за квартиру с дровами гораздо больше – но правда, не в Москве, а в столице – в Петербурге. «4,500 - за квар. с дров.» – читаем в его плане годовых расходов.

Современник Пушкина Вигель, когда устраивался работать в Императорскую публичную библиотеку, отмечал: «Сим местом могли быть удовлетворены скромные желания мои: хорошая квартира с дровами, полторы тысячи асигнациями жалования и занятия по вкусу – вот что, по тогдашнему мнению моему, казалось достаточным на целую жизнь.»

Пушкин, когда цензура не пропустила в печать его строки «царствуй, лежа на боку» и «сказка ложь, да в ней намек» – в гневе писал про своих гонителей: «Уваров большой подлец. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим ценсурным комитетом. Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Он крал казенные дрова, казенных слесарей употреблял в собственную работу etc. etc.»

Сам Пушкин казенных дров не крал и после смерти оставил небольшой дровяной долг. В записях Опеки над детьми Пушкина читаем: «Список уплаченных долгов: в Английский Клуб по записке 535 р., Кайдановой за бумагу (2447.50), Французскому погребу Рауля (777 р.), поставщице дров Екатерине Оберман (сумма не указана)».