Сразу видно, что дружба этих людей была честной и бескорыстной.
Даже, можно сказать, немного интимной: «P. S. Лечу в Лондон получать в старейшем университете Англии почётное звание «доктора права» и тут вспоминаю Вас и Ваше смеющееся: «Это вам не жук на палочке!» А горжусь не тем, что это звание присвоено мне, как человеку, а что некуда им, «бедным», деваться и присвоили они его коммунисту! И гордость за партию — со мной и до конца!»
Вот так, с лёгкостью, Шолохов переходит от задушевного языка к партийному, как из курилки в зал заседаний Дворца съездов. Осенью 62-го – новое письмо: «Дорогой Никита Сергеевич! Сегодня мне особенно хочется обнять Вас, родного и любимого человека. А когда очень хочется, то ведь и разрешения не спрашивают. Ваш Михаил Шолохов.»
Через год Шолохов приглашает Хрущева к себе в станицу Вешенская: «В сторону от шоссе — совхозная степь, где в изобилии водится стрепет. В июне самки уже на гнездах. Самцы выполнили свой биологический долг и их можно отстреливать. Подъезжаете на выстрел, не спеша встаете с машины, идёте в направлении, где этот жених приземлился, и бьёте влёт. Естественно, у Вас возникнет вопрос, как это можно, в 2 км от шоссе и — охота? Что же, повинюсь, как попу на духу... Нежные чувства к Вам питаю не я один. В тройственном согласии (директор совхоза, секретарь райкома партии и я) бережём этот сенокосный участок на случай Вашего возможного приезда. Знает об этом начальник областного КГБ и первый секретарь обкома. Вот и всё осведомление.»
Вскоре, не без помощи того же КГБ, Хрущёва сняли с поста в ходе партийного переворота. Больше Шолохов не звал его в гости.
Через какое-то время Шолохов снова пишет в Кремль: «Леонид Ильич, дорогой! В октябре этого года исполнится 28 лет нашей дружбы, и это даёт мне право пригласить тебя в гости, тем более, что ты во время последней встречи сам изъявил желание побывать в Вешенской. В половине августа я вернусь из поездки, это совпадает со временем твоего отпуска, вот и прилетай на несколько дней отдохнуть и поесть стерляжьей, настоящей ухи, «несравнимой и несравненной». Бери с собой супругу, кого хочешь, десять человек свободно разместятся в моем доме, а хозяин и хозяйка готовы оказать вам — дорогим гостям — самое сердечное, самое душевное гостеприимство!»
Шолохов вообще писал всем советским вождям – в том числе и Сталину; но то были совсем другие письма: Шолохов смело расказывал о зверствах коллективизации, а Сталин отвечал, что крестьяне – в душе саботажники.
Даже, можно сказать, немного интимной: «P. S. Лечу в Лондон получать в старейшем университете Англии почётное звание «доктора права» и тут вспоминаю Вас и Ваше смеющееся: «Это вам не жук на палочке!» А горжусь не тем, что это звание присвоено мне, как человеку, а что некуда им, «бедным», деваться и присвоили они его коммунисту! И гордость за партию — со мной и до конца!»
Вот так, с лёгкостью, Шолохов переходит от задушевного языка к партийному, как из курилки в зал заседаний Дворца съездов. Осенью 62-го – новое письмо: «Дорогой Никита Сергеевич! Сегодня мне особенно хочется обнять Вас, родного и любимого человека. А когда очень хочется, то ведь и разрешения не спрашивают. Ваш Михаил Шолохов.»
Через год Шолохов приглашает Хрущева к себе в станицу Вешенская: «В сторону от шоссе — совхозная степь, где в изобилии водится стрепет. В июне самки уже на гнездах. Самцы выполнили свой биологический долг и их можно отстреливать. Подъезжаете на выстрел, не спеша встаете с машины, идёте в направлении, где этот жених приземлился, и бьёте влёт. Естественно, у Вас возникнет вопрос, как это можно, в 2 км от шоссе и — охота? Что же, повинюсь, как попу на духу... Нежные чувства к Вам питаю не я один. В тройственном согласии (директор совхоза, секретарь райкома партии и я) бережём этот сенокосный участок на случай Вашего возможного приезда. Знает об этом начальник областного КГБ и первый секретарь обкома. Вот и всё осведомление.»
Вскоре, не без помощи того же КГБ, Хрущёва сняли с поста в ходе партийного переворота. Больше Шолохов не звал его в гости.
Через какое-то время Шолохов снова пишет в Кремль: «Леонид Ильич, дорогой! В октябре этого года исполнится 28 лет нашей дружбы, и это даёт мне право пригласить тебя в гости, тем более, что ты во время последней встречи сам изъявил желание побывать в Вешенской. В половине августа я вернусь из поездки, это совпадает со временем твоего отпуска, вот и прилетай на несколько дней отдохнуть и поесть стерляжьей, настоящей ухи, «несравнимой и несравненной». Бери с собой супругу, кого хочешь, десять человек свободно разместятся в моем доме, а хозяин и хозяйка готовы оказать вам — дорогим гостям — самое сердечное, самое душевное гостеприимство!»
Шолохов вообще писал всем советским вождям – в том числе и Сталину; но то были совсем другие письма: Шолохов смело расказывал о зверствах коллективизации, а Сталин отвечал, что крестьяне – в душе саботажники.
No comments:
Post a Comment