Месть вальдшнепа

114 лет назад великий русский писатель Чехов и великий художник Левитан отправились на охоту. Из письма Чехова Суворину: «Вчера вечером был с Левитаном на тяге. Он выстрелил в вальдшнепа; сей, подстреленный в крыло, упал в лужу. Я поднял его: длинный нос, большие черные глаза и прекрасная одежда. Смотрит с удивлением. Что с ним делать? Левитан морщится, закрывает глаза и просит с дрожью в голосе: «Голубчик, ударь его головой по ложу…» Я говорю: не могу.»


Чехова можно понять. Он, как доктор, наверное, хотел оказать вальдшнепу первую помощь – а теперь в нарушение клятвы Гиппократа принужден был добивать раненого. «Левитан, - пишет Чехов, - продолжает нервно пожимать плечами, вздрагивать головой и просить. А вальдшнеп продолжает смотреть с удивлением. Пришлось послушаться Левитана и убить его. Одним красивым влюбленным созданием стало меньше, а два дурака вернулись домой и сели ужинать.»

Левитану вообще не везло с огнестрельным оружием – и это большая удача для русской живописи. Потому что тремя годами позже он пытался стрелять в себя и промахнулся. Турчанинова, в имении которой все это случилось, писала Чехову в 1895 году: «Зная из разговоров, как Вы дружны с Левитаном, я решилась написать Вам, прося немедленно приехать к больному.»

«Я все ходил за розами, наведывался на сенокос, не зная, куда направить стопы свои, - вспоминает Чехов, - как вдруг – трах! Пришла телеграмма.» Чехов срочно выехал к Левитану. Вид раненого художника, наверное, напомнил ему о подбитой птице («длинный нос, большие черные глаза и прекрасная одежда») – но он не стал добивать Левитана. О душевном состоянии художника Чехов писал всего за несколько месяцев до того, как тот стрелялся: «Был я у Левитана в мастерской. Это лучший русский пейзажист, но, представьте, уже нет молодости. Пишет уже не молодо, а бравурно. Я думаю, что его истаскали бабы. Эти милые создания дают любовь, а берут у мужчины немного: только молодость. Пейзаж невозможно писать без пафоса, без восторга, а восторг невозможен, когда человек обожрался. Если бы я был художником-пейзажистом, то вел бы жизнь почти аскетическую.» У Чехова, как мы видим, всем правит любовь – но незаметно. Она слегка проглядывает в словах: вальдшнеп – «влюбленное созданье», Левитана – «истаскали бабы».

Чехов был так близок к Левитану, что мог не обидно писать о нем такие вещи, которые другим показались бы оскорблением. Когда Левитан выздоровел, они еще долго дружили и умерли почти в один год – Левитан – в 1900-м, а Чехов – в 1904-м.