Пушкин и национально-освободительное движение

Пушкин был интернационалист. Негров он по праву называл «своя братья», а еще заступался за славянских и греческих братьев.

Вот сейчас мы прочтем письмо Жуковского и убедимся в этом. «Сверчок моего сердца, - писал Жуковский 182 года назад, - ты уверяешь меня, что ты ко мне писал, писал и писал – но я не получал, не получал и не получал твоих писем. Итак Бог судья тому, кто наслаждался ими.»


После такого блестящего начала Жуковский пишет загадочное: «Имя Сафианос для меня столь же священное, как и для Греции. Но не знаю, удастся ли мне почтить его так, как я бы желал.» Кто такой Сафианос, чьё имя священно для Греции, и как его следует почитать?

Пушкин повторяет его историю в другом письме, и благодаря его настойчивости, мы узнаём, что к чему. «Не знаю, получил ли ты очень нужное письмо, - волнуется Пушкин, - на всякий случай повторю вкратце о деле, которое меня задирает заживо. 8-летняя Родоес Сафианос, дочь героя, павшего в Скулянской битве, воспитывается в Кишиневе у жены бывшего виц-губернатора. Нельзя ли сиротку приютить?»

Скажем сразу: мы не знаем, удалось ли пристроить сироту. Ее следы теряются в истории. Что же касается Скулянской битвы, то о ней не знали даже современники Пушкина. Это неудивительно.

«Вообразите себе 700 человек албанцев, греков, булгар и всякого сброду, не имеющих понятия о военном искусстве и отступающих в виду 15-ти тысяч турецкой конницы», - так сам Пушкин описывал эту битву. Вероятно, он узнал подробности сражения от Горчакова, который ездил собирать свидетельства об этом происшествии по приказу русского правительства. Пушкину запала в душу одна деталь: богатырь, сраженный копьем, воткнул копье еще глубже себе в живот, чтобы дотянуться до врага, и сразил его саблей; - поэт опишет эту сцену в прозе и поэзии.

Шла борьба с турецким игом; романтики воспевали повстанцев. Байрон, кумир Пушкина, поехал в Грецию сражаться против турок. Скорее за свободу, чем за греков. «Французский консул, - писал Байрон, - часто говорил в моем присутствии, что греки не заслуживают освобождения. Он доказывал это ссылкою на их «национальную и личную развращенность». Но, как человек последовательный, Байрон все-таки погиб в Греции.

«Кланяйся Пушкину и заставь его тотчас писать на смерть Байрона, а то и денег не пришлю», - писал Вяземский, но Пушкин ни за деньги, ни бесплатно ничего не написал.

Похоже, он, как и Байрон, почувствовал себя слишком одиноким в этой национально-освободительной борьбе; в это время Пушкин сочинил: «Паситесь, мирные народы, // Вас не пробудет чести клич! // К чему стадам дары свободы? // Их должно резать или стричь.» Кто-то из близких, заметив такую перемену, даже стал обвинять Пушкина в сочувствии к турецкому игу. И совершенно напрасно. Пушкин ведь был интернационалист.